Ученые, работающие над проектом “Карлаг: память во имя будущего”, иной раз находят настоящие жемчужины, спрятанные под покровом прошлых лет. Истории, воспоминания, хроники, письма и рисунки добываются буквально по крупицам. Такова и эта история, о которой рассказывает руководитель проекта “Карлаг”, профессор Н.О. Дулатбеков.
Этой истории более 60 лет, а точнее, 65 лет. В 1951 году в Степлаге отбывал наказание Ситко Л.К. – поэт, переводчик, правозащитник. Он родился в 1927 году. В годы войны был в немецких, а после войны в советских лагерях. В общей сложности 25 лет лагерного стажа… Человек удивительной судьбы… Несмотря на все эти испытания, он не сломался, оставаясь человеком со светлой душой. Писал прекрасные стихи, переводил, защищал обездоленных, обиженных, помогал людям, дарил добро. Несколько лет назад наши московские друзья передали нам мемуары Леонида Кузьмича о Степном лагере.
Предлагаю вам, мои друзья, отрывки из его мемуаров об интересной истории о тайнике:
“…Я работаю в промерзлом подвале Дома культуры, громоздкого сооружения в “азиатско-европейском” стиле, я работаю мастерком и под стук сердца заглаживаю последние неровности стены. Волнуюсь не напрасно. За кирпичной кладкой – тайник. В нем бутылка из-под шампанского, которую раздобыл Иван и которую мы туго набили пакетиками с тонкой, мелко исписанной бумагой. Горлышко, заткнутое резиновой пробкой, засмолили, и теперь бутылка в глубине толщеной стены, в подвальном помещении, затерянном в лабиринте стен, переходов, коридоров…
Надежды, что ее когда-нибудь обнаружат и мир узнает правду о нас, почти нет. Мы рассчитывали на то, что кто-то из нас, кому удастся дождаться воли, вернется сюда и вскроет тайник. Но будет ли это время? Будем ли мы?
Я знал, что друзья в жилой зоне волнуются, ждут конца рабочего дня, моего возвращения. Целый месяц, пока я привыкал к новому месту, мы трое собирали свой “архив”. Делалось все исподволь, потихоньку, через близких знакомых, которым верили и которые даже не знали, зачем мы выпрашиваем у них то одно, то другое. Просили прочесть, а сами копировали, переписывали, придумывали для авторов псевдонимы, которых они не знали. Словом, законспирировались надежно. Материала хватило бы на солидный альманах. Рассказы о судьбах, письма погибших лагерников, краткий отчет врача Г.В. Мышкиной об умышленном создании нечеловеческих условий в томских лагерях (статистика, факты смерти от дистрофии и т.п.), очерк развития казахстанских лагерей, подробная справка о Степлаге, а также стихи. Их было много: поэмы Ивана Соловьева “Зачумленный” и “Таракан” (сатира на Усатого), отдельные стихи Башлыкова и даже мои (я тогда только-только пытался изобразить что-то в рифму, конечно идейное). Украинские стихи Миши Иванцова и узбекские – Фавзи. Харбинская поэтесса Валентина Лапина ухитрилась на развернутом инфолио листе вместить целый сборник своих по-ахматовски коротких и очень лиричных стихотворений. Стихи Чудинова, Александра Сидоренко и Руфи Тамариной. Посылку в будущее сопровождало “Послание к потомкам”, составленное мною при участии Ивана и Николая. Только мы трое знали о месте захоронения. Но знать должен был один. Трех человек оказалось слишком много для одной тайны…”
